Почему я отказалась от помощи бабушек, выписавшись из роддома

Страшное озарение

К 8 марта в детском саду у сына был утренник, но я туда не попала, потому что бабушка с сыном специально мне ничего не сказали и пошли на утренник вдвоем. Я спросила, почему меня не позвали, в ответ услышала обидную фразу: “тебе всё равно постоянно некогда”. Да, это было ужасно обидно!

Понимая, что ситуация выходит из-под моего контроля, я решила больше времени уделять сыну: чаще забирать из детского сада, гулять в выходные, общаться с ним. В минуты сближения с ребенком я поняла, что моя мама знает об Артеме намного больше чем я, и я фактически его теряю.

И самое страшное, Артем не считался с моим мнением и со всеми важными вопросами бежал к бабушке.

Более того, он стал манипулировать мной, когда понял, что делает мне больно, общаясь только с бабулей. Например, если у него сломалась игрушка, значит я должна купить ему новую. Если я отказывала ему в покупке, сын шел к бабушке и жаловался на меня.

Я серьезно решила поговорить с матерью. Но она не усмотрела в поведении внука какую-то проблему. Более того, мама обиделась на меня и даже заплакала, заявив, что ей не позволяют заботиться о внуке, придумывая несуществующие проблемы. Мне пришлось ее успокаивать.

Начало кошмара

Проблемы начались, когда Вовчику исполнилось 4 годика, и мы отвели его в детский сад. В первый день он побил девочку, причём, со всей жестокостью. По рассказам нянечки и воспитательницы, когда они вошли в комнату, мой сын бил лежащую на полу Машу ногами.

После этого последовали звонки от родителей девочки с угрозами. Мы не переставали извиняться, купили Маше мольберт, несколько интересных энциклопедий и игрушек. К счастью, с девочкой всё оказалось хорошо.

Позже мы выяснили, что конфликт произошёл из-за игрушки, которую мой сын настойчиво не хотел отдавать. С Вовой каждый день проводился разговор. Мы спокойно объясняли мальчику, что так поступать нельзя.

Несколько недель всё было нормально, пока, по приходу в детский сад, мы не узнали, что Вова изрисовал фломастерами мальчику всё тело и лицо. Дальше было засовывание песка в рот девочке, толкание, подножки. А одного мальчика он ударил по голове машинкой во время игры в песочнице.

Моё терпение лопнуло, когда, по приходу в детский сад, воспитательница сказала мне, что он во время занятий снял штаны и стал трогать себя при всех. При этом, видя, что дети смеются, начал танцевать, прыгать и кричать.

Первое, что я сделала, – отвела Вову к психологу. Он сказал, что мальчику не хватает внимания со стороны родителей. Я решила оставить работу (трудилась я на дому – писала статьи для местной газеты) и заняться ребёнком вплотную. Мы много гуляли, проводили время вместе. Когда Вовчику исполнилось 5, я отвела его в подготовительную школу. Параллельно мы ходили на шахматы и плавание.

Всё было хорошо, я подумала, что жизнь наладилась. Но нет. Мы с мужем стали замечать, что Кристина ведёт себя странно. На наши вопросы она не отвечала, постоянно избегала разговора.

Чтобы наладить общение, я отвела её в любимое кафе. Мы были там вдвоём. Я спросила у Кристины, как её дела. Девочка тут же расплакалась. Я подсела к ней и прошептала: «Не бойся, я с тобой, расскажи, что случилось». Такого ответа я никак не ожидала. Оказывается, Вова запугал её. Он каждый день твердил, что лучше бы она не рождалась. Сын также не забывал при каждом удобном случае говорить, что родители Кристину не любят и хотят отдать её в детский дом.

Моей злости не было предела. Я пришла домой и начала кричать на Вову. Я в тот момент ждала, что мальчик хотя бы расплачется. В ответ он скорчил злую физиономию и кинул в сторону Кристины: «Я тебя убью».

Мы с мужем решили наказать Вову – запретили смотреть мультики, лишили любимых игрушек. Казалось, что сын раскаялся в своих поступках. И снова затишье – перед бурей.

Отказ лучше (само)убийства

Парадоксально, но некоторые мамы особых детей говорят, что рекомендации врачей отказаться от ребенка помогли им сохранить дитя в семье.

– Моего ребенка диагностировали не в роддоме, а в четыре года в больнице. Диагноз неправильный, но не суть. Сразу сказали, что надо оформлять в интернат, что школу не потянет, что очень тяжело с ним будет. С ним и вправду непросто. Но мне, видимо, именно тогда НАДО было знать, что «если что», я могу «соскочить». Если совсем кончатся силы, сдам в интернат и буду забирать на выходные. Наверное, это придало мне дополнительных сил. В итоге пошел в школу восьмого вида. Много всего знает и понимает. За последние полгода из двух слов «пока» и «куку» вырос до двухсложных предложений типа «киса сидит»

Но вот именно тогда мне важно было знать, что если я захочу, я смогу освободиться. И уже сильно после я поняла, что моя свобода – как раз в этом, – рассказала «Милосердию.RU» член сообщества «Особые дети – счастливые дети»

– У меня был очень тяжелый период, когда у сына были ужасные истерики и прочее, и я в приступах жестокой депрессии размышляла над способами ухода из жизни, – делится другая мама особого ребенка. – Вокруг не было никаких предложений его отдать, наоборот, только и слышно было: держись, возьми себя в руки, ты нужна ребенку спокойной и т.д. А потом на занятиях с психологом вдруг прозвучала фраза, что если будет совсем тяжело, то я могу отдать его в интернат. Я возмущалась, мол, не собираюсь, так нельзя. А психолог опять сказала, что она не говорит, что его нужно отдать, но я должна знать, что так поступить можно. Что я смогу его навещать, видеть, забирать на выходные, поддерживать связь, что это не будет означать бросить, это просто выход, если ситуация окажется безвыходной. Мне понадобилось время, чтобы принять эту мысль. Но с тех пор мне стало легче. Одна эта мысль давала огромные силы для того, чтобы заниматься ребенком. А потом как-то вообще полегчало.

– Общаясь с мамами, я поняла, что есть матери, готовые отказаться от ребенка. И такая возможность должна быть. Не каждый родитель может прожить с больным ребенком, и если женщина готова отказаться, пусть лучше откажется, – говорит мама ребенка с ДЦП, член сообщества матерей-сиделок «Матери мира» Ольга Шулая. —Нельзя ни на кого давить. Я знаю женщину, которая готова была отказаться, но муж забрал ребенка. Да, она живет с этим ребенком уже 14 лет. Но у нее нет к нему никаких чувств. Зачем? И ребенок мучается, и она не живет. Таких мамочек мало, но они тоже есть.

Бабушкин опыт устарел

Как только муж привез нас с малышом домой, к нам сразу же нагрянули моя мама и свекровь. Они умилялись хорошенькому внуку, но не преминули сделать мне замечание: «Что это ты ему памперс нацепила? Это же вредно для мальчика! Сними немедленно, положи марлевый подгузник!».

В дальнейшем своими советами они стали меня раздражать: «Почему воду не кипятишь, купать надо в кипяченой», «Не укачивай на руках, привыкнет, потом иначе не уложишь», «Чем ты стираешь детские вещи? Каким гелем? Нужно детское мыло настругать и в гнем стирать!» И так до бесконечности.

Я понимаю, что обе они нас вырастили, но было это 25 лет назад. Теперь несколько иное отношение к уходу за ребенком. Многое из того, что советовали педиатры советского времени, ушло в прошлое. Однако изменить мнение старшего поколения очень трудно, на это уходит много сил.

«Мы нянчимся с мамами, а не обвиняем их»

Подобных историй в фонде много. За каждой из них — детская боль. Поэтому реагировать нужно быстро.

Зинаида Михайловна Карлина никогда не отключает телефон, ее помощь в роддоме может понадобится  в любой момент. Новорожденный, если его мама не подписала отказную, и ушла из роддома, сначала попадает в больничную систему, а затем в Дом ребенка. 

Ребенок. Фото: Никита Хнюнин

— Пока все бумаги соберут, он уже проживет свою маленькую жизнь в условиях депривации. Это может обернуться плохими последствиями в будущем. Зинаида Михайловна, в отличие от органов, которые должны этим заниматься, быстро находит мам, берет отказ, параллельно диагностирует, можно ли помочь, чтобы ребенок остался в семье. Она именно нянчится с матерями, которые хотят оставить детей, она их не обвиняет. Часто на них давят, презирают их, а ведь это люди, которые заблудились, — рассказывает Марина.

Семья жила в аварийном доме — детей отобрали. Почему нельзя использовать насилие для защиты детей

Недавно четверых детей изъяли из одной семьи и распределили по разным учреждениям: кого-то отправили в Дом ребенка, кого-то — в больницу. Но сотрудники фонда выяснили, что с семьей еще можно работать. Марина Аксенова попросила включиться в ситуацию службу профилактики. Оказалось, мама хочет забрать детей, но органы исполнительной власти, по словам Марины, не успели принять необходимые решения и подготовить документы. В результате дети не вернулись домой, а переехали в Дом ребенка. 

— Зинаида Михайловна разрешила эту ситуацию за полтора дня. Ей не все равно, где будут дети. Все четверо теперь живут вместе с мамой только благодаря ей, — утверждает Марина.

Планерка рабочей группы в Ояшинском детском доме-интернате

Не во всех случаях родители сразу хотят вернуть детей, которых изъяли органы опеки. 

— Я неделю пробыла как будто в дыму, — вспоминает мама четверых детей. — Сначала ушла в серьезный запой, а когда вынырнула, пришла в себя, меня потряс ужас произошедшего. Что-то во мне переломилось, и я поняла, что цель может быть только одна: вернуть детей. 

Выпивать Галина (Имя изменено. — Примеч. ред.) начала после потери матери. Говорит, что в одиночку справляться с большой семьей было трудно. То, что за ней наблюдают органы опеки, всерьез не воспринимала. По ее мнению, с детьми было все в порядке: они накормлены и одеты. Есть семьи, в которых живут и хуже. 

Когда всех четверых детей забрали в детдом, мама опомнилась. Сама обратилась к наркологу, прошла курс лечения, реабилитацию в специальном центре. Восстанавливая родительские права, почти ежедневно навещала детей. 

В августе Коля, Вика, Маша и Алина вернулись домой. Галину продолжает поддерживать куратор из фонда «Солнечный город», они на связи друг с другом практически 24 часа. Женщина вышла на работу и самостоятельно обеспечивает семью. Каждую неделю ездит на консультации с психологом-наркологом, организованные фондом.

Марина в гостях у приемной семьи

— Она боится, что ее снова начнет тянуть к алкоголю и все повторится, поэтому не пропускает ни одной консультации и очень старается ради детей, — рассказывает куратор Ульяна Изевлева. — Когда я ее спрашиваю, о чем она мечтает, как видит себя через 5–10 лет, она говорит: «Я не хочу смотреть так далеко, я хочу жить и проживать каждый день с детьми. Вот сейчас у меня есть цель — нужно сделать ребенку очки. А еще есть маленькая мечта — свозить детей в зоопарк».

Влияние Вовы на отношения в нашей семье

После случая с избиением мальчика у меня опустились руки, развилась депрессия. Далее последовало обращение к психотерапевту. И если бы не доктор, то не знаю, чтобы со мной случилось.

С мужем мы ругались каждый день. Однажды супруг в момент конфликта оделся и ушёл. Внутри меня боролись ненависть и любовь к Вове. С одной стороны, я понимала, что это мой сын, ему нужно помочь, а с другой осознавала, что он может совершить ещё более тяжкое преступление.

Что касается поведения моего ребёнка – оно не менялось. В нём по-прежнему не было сочувствия, жалости, сострадания. Он был жесток, практически никогда не улыбался. Вова предпочитал какие-то злые игры – с оружием и обязательно с ранениями и убийствами.

Я позвонила супругу, который проживал у сестры, попросила вернуться и всё обсудить, ведь вершится судьба нашей семьи. Он пришёл, и мы вместе начали плакать. Первое, что я спросила, это: «Что происходит, мы же никогда с тобой не ссорились?».

В этот момент в комнату вошёл Вова. Он увидел отца и даже не сказал «привет». Ему было всё равно, что папы 2 дня не было дома.

Вечером мы все собрались за ужином, когда внезапно раздался звонок. Звонила мама мальчика, с которым Вова часто играл во дворе. Она сообщила, что мой сын толкнул его, и он ударился головой о скамейку. На мой вопрос о том, почему она позвонила только сейчас, женщина ответила, что сын боялся говорить об этом. Сначала он объяснил, что ударился сам, а затем признался, что это был Вова. Он угрожал мальчику и говорил, что зарежет, если тот что-то скажет взрослым.

Я не выдержала. Подошла и ударила Вову по щеке. Сын начал истерить и кричать, что он нас ненавидит. Я сказала ему, что, если он не прекратит так себя вести, мы отдадим его обратно в детдом.

Словом, от Вовы мы никогда не скрывали, что он из приюта. Я всегда говорила, что есть детки, которые рождаются из животика и те, кто появляется из сердца. Так вот, именно он и был рождён из сердца. Но мальчик этому не придавал значения.

И снова безразличие. Как же это страшно и больно, когда ребёнку всё равно, когда он не испытывает любовь к близким, а ощущает только гнев и ненависть.

Как работают няни для отказников

Полуторагодовалого Колю (здесь и дальше имена детей изменены. — Примеч.ред.), привезли в больницу из дома. Пока мама лежала в другой клинике с новорожденным малышом, отчим от переживаний запил. Коля с двумя старшими детьми остались без участия взрослых. Один из них, школьник, обратился за помощью к учителю. Органы опеки забрали детей из семьи. Коля по медицинским показаниям попал в инфекционное отделение. О таких случаях практически сразу узнает команда проекта «Остаться с мамой».

— Няни смотрят, какие дети поступают в больницу, —объясняет Марина Аксенова. — Если ребенок без мамы, но она у него есть, просим специалистов из группы профилактики отказов присоединиться и поучаствовать, чтобы в семье все наладилось, чтобы ребенок мог вернуться в семью.

Затем сотрудники проекта связались с мамой Коли. Женщина с младшим ребенком уже выписалась из больницы и хотела вернуть детей как можно скорее. Она встретилась  со специалистом фонда, обсудила план действий, расписала каждый шаг, который будет приближать семью к воссоединению. 

В двух новосибирских больницах, инфекционной и неврологической, организованы отделения для детей-отказников и домашних, с которыми по разным причинам не могут лечь в больницу мамы. В палатах не больничная обстановка: оранжевые кроватки, яркие игрушки, картинки на стенах, телевизоры, на которых могут включить мультфильмы. Но главное — профессиональные няни. Они замещают оставленным в одиночестве детям мам и бабушек. Заботятся, ухаживают. Берут на руки, баюкают, пеленают.

Больничная няня Зинаида Секачева. Фото: Антон Уницын

— У нас разработан алгоритм кормления — няня кормит малыша только на руках, — рассказывает Марина Аксенова. — Тактильный и визуальный контакт с ребенком, когда он кушает, обязателен. Малышей держат на руках, с лаской, с рассказами, а не так: бутылочку положил и пошел дальше делами заниматься.

Самое тяжелое — уходить. Но ты не можешь заменить им маму

У медиков большая нагрузка. Марина уверена, что в больницах должно работать в два раза больше людей, чтобы они эмоционально не выгорали и находили силы на сочувствие. Сейчас, при всем желании, у них нет времени утешать плачущих малышей. Поставят укол, в лучшем случае погладят по головке и спешат к следующему ребенку. Поэтому няни в детских отделениях нужны. В их должностной инструкции так и написано: «Забота с уважением». Когда малышей берут на руки, гладят, обнимают, они меньше боятся, чувствуют себя нужными и быстрее выздоравливают. 

Двухлетний Антон тоже домашний ребенок. Его забрали из семьи. Оторванный от мамы и привычной обстановки, он очень страдал. Ложась спать, прятал под подушку свои сандалики. Няни пытались убрать их из кроватки, давали мальчику взамен разные игрушки, но он снова прятал обувь под подушку. Именно няня Галина Якушева нашла к нему подход. Она заметила, что мальчик очень любит купаться. В ванне Антон успокаивался и улыбался, хлюпая по воде рукой. Особый восторг испытывал, брызгая водой из лейки на себя и на няню.  

— Пусть 15 минут, но он абсолютно счастлив, — говорит Галина.

Больничная няня Галина Якушева. Фото: Антон Уницын

История Антона закончилась благополучно. В больнице он пролежал 10 дней, выписался не в детский дом, а домой — мама приложила все усилия, чтобы забрать сына. Больничные няни насколько могли, смягчили стресс от разлуки с мамой.

13 лет назад дети, от которых  отказались мамы, находились в новосибирских больницах, не получая заботы, в которой так нуждались. Лежа за решетками кроваток, они вскоре переставали плакать — все равно никто не подойдет. С появлением проекта «Больничные дети» за оставленными детьми, изъятыми из семьи органами опеки, или домашними, с которыми мамы по каким-то причинам не могут лечь в больницу, присматривают няни. Два года назад фонд стал финансировать такой же проект в Уфе, Екатеринбурге, Калининграде, Казани, позже в Симферополе и Челябинске.

Чего общество ждет от государства и врачей?

Юлия Камал, председатель Московской городской ассоциации родителей детей-инвалидов, сказала «Милосердию.RU», что работа над документами, которые будут регулировать поведение медиков в отношении детей-инвалидов и их родителей, продолжается.

– Речь идет о запрете не на отказ от детей-инвалидов, а на рекомендации этих отказов. Любая мать, родившая ребенка, вольна поступить так, как хочет, другое дело, что ей будет предлагаться помощь, будет разъяснено, что будет в дальнейшем происходить с ребенком. Ей не должны предлагать отказ в грубой форме, не должны в момент рождения определять, курабельный ли ребенок, какие у него перспективы развития. Все, кого я знаю, впадали в депрессию от информации, что ребенок некурабельный. Многие думали о суициде. На всех нас давит советское представление, что мы и наши дети должны быть «как все».

– Нужно выработать новые инструкции действий врача при рождении ребенка с синдромом Дауна, которые бы отвечали современным представлениям о правовых, гуманистических, и прочих ценностях, – сказала «Милосердию.RU» Алла Киртоки, координатор семейной поддержки, психолог фонда «Даунсайд Ап». – Если ребенок родился с риском отказа от него его родной семьи (семья неблагополучная, ребенок особенный и т. д.), нужно обеспечить его «страховкой» – оказать помощь семье (психологическую, социальную), чтобы устранить недоразумения, такие как, например, эмоциональные преходящие состояния, помочь родителям принять именно взвешенное решение. Ни в коем случае нельзя провоцировать отказ и манипулировать чувствами долга и т. п. Если родители хотят видеть, кормить ребенка, забрать в семью, их нужно поддержать в этом и обеспечить социальным, психологическим и педагогическим сопровождением в раннем возрасте.

– Если мама решится растить особенного ребенка, очень важно дать контакты людей и организаций, которые смогут ей в этом помочь. Хотя бы координаты местного реабилитационного центра, спецклиник, которые занимаются этим вопросом

Несмотря на обилие информации в интернете, человек в шоковом состоянии редко может сообразить, где что искать и что теперь делать, – согласна с общественниками Наталья, мама ребенка с ранним детским аутизмом и умственной отсталостью.

– Давать квоты на лечение нужно не в ближайший центр, где такого ребенка хирург впервые видит, а в специализированные, где хирурги оперируют по несколько таких детей в день, – уточнят Ася, мама ребенка, рожденного с расщелиной губы и неба.
Светлана, мама ребенка с синдромом Дауна, призывает разделить ответственность врачей и психологов:

– В роддомах и больницах нужны юристы, психологи, которые смогут дать женщине необходимые консультации, а также помогут связаться с фондами, общественными организациями, оказывающими поддержку родителям детей-инвалидов. Всё это не в компетенции врачей. Их задача – не навредить здоровью.

Помощь психолога мамам особых детей нужна если не пожизненно, то долгое время:
– Барахтаешься, выбиваешься из сил, а этого никто не замечает, часто – косые взгляды и осуждение. Надо бы хоть изредка гладить нас по голове: не всем и не всегда хватает внутренних сил справляться со всем этим возом проблем и радостей, – делится Ольга, мама ребенка с врожденным пороком развития пищевода. – Помощи психолога ой как не хватает!

Информацию о возможностях «сдать ребенка государству», по убеждению мам особенных детей, женщина всегда может найти сама или потребовать в роддоме по собственной инициативе. Ведь тем, кто в полной семье рожает здоровых детей, никогда не предлагают отказа, а отказы случаются. Почему же угроза ДЦП или лишняя хромосома становятся основанием для дискриминационного предложения нарушить право ребенка на семью?

Некоторые родители, впрочем, считают, что вовсе устранять информацию о возможности отказа нельзя.

– Озвучивание такого варианта совершенно не означает настаивание, запугивание и уговоры. У мамы есть время подумать. И даже приняв такое решение, она может передумать и забрать ребенка, – говорит модератор сообщества «Особые дети – счастливые дети».

Игорь, 32 года, принимал участие в родах жены дважды

В первый раз я проявил инициативу – не захотел оставлять родного человека в такой серьезный момент. Перед вторыми родами я даже не сомневался, присутствовать мне или нет. Я считаю, что во время рождения малыша, помимо медицинского персона рядом с роженицей должен находиться кто-то родной, кто окажет поддержку. Труднее всего для меня оказалось сохранить выдержку и убрать ненужные эмоции. Мужчина в процессе родов жены должен быть спокойным и уверенным.

Очень напрягает тот факт, что процесс родов контролировать невозможно, их исход совершенно непредсказуем. У нас сложилась экстремальная ситуация, когда ребенок не мог пройти через тазовые кости из-за большого размера головы. Мы могли потерять сына, так как какое-то время он не мог дышать. Раньше я считал, что в задачу мужчины на родах входит держать жену за руку, говорить ободряющие слова и делать расслабляющий массаж. Я не думал, что мне придется участвовать в спасении жизни.

Родится ли малыш живым, зависело от наших решительных действий, от супруги требовалось колоссальное физическое напряжение. К счастью, все обошлось благополучно, жена и сын живы и здоровы.

Подарки

Среди подарков по поводу прибытия новорожденного домой лидируют тортики из памперсов – и красиво, и полезно. Часто в них добавлены еще какие-то мелочи для малыша, одежда, игрушки.Фото с сайта svetlana.ruln.ru

Впрочем, из памперсов бывает не только торт, но и поезд:Фото с сайта 4geo.ru

Хорошим памятным подарком может стать специальный детский фотоальбом или самодельный плакат с автографами и пожеланиями от всех родных и близких.

А вот какой забавный сюрприз подготовило к встрече с малышом это семейство: Фото с сайта fishki.net

Желаем, чтобы радостный день встречи из роддома запомнился вам на всю жизнь! 
 

Подготовила ТЕАМАПо материалам сайтов snova-prazdnik.ru, parents.ru, parties-and-picnics.org
19.07.16

  
  о новорожденных, ребенок и родители  Другие статьи автора

Новая жизнь

Оказалось, я просто не умею жить отдельно. Артем пошел в школу, но занять место на продленке я не успела, поэтому пришлось нанимать няню. Няню нанять оказалось тоже не так-то просто как я думала. У меня не было времени даже пройтись по магазинам, а на ребенка и помощь в уроках и подавно. Я поняла, как много вкладывала в семью моя мама.

Через полгода жизнь постепенно наладилась и все проблемы решились. За это время мы с мамой помирились и смогли найти общий язык с сыном. Теперь она приходит к нам в гости и я позволяю ей заботиться о внуке.

У меня получилось наладить быт и находить время для Артема. Мама не оставляет попыток вернуть нас с Артемом обратно к себе, но заплатить приходящей няне оказалось проще и понятнее, чем оставить ребёнка с собственной мамой. Няне я могу обозначить чёткие правила, за нарушение которых её ждёт увольнение, а с моей мамой такое не прокатит.

Правда, мама и сейчас не всегда понимает, когда ей нужно остаться в стороне и дать решить вопрос нам вдвоем с ребенком, ведь бабушки всегда знают как лучше. Но главное, что Артем теперь хорошо знает: важнее мамы нет никого. Поэтому любые ситуации с манипуляциями в нашей семье уже не допустимы.

Читаем также:

Перекармливание ребенка

Виктория, 22 года:

Моя Сонечка с самого рождения очень любила поесть, постоянно просила грудь, а, если предлагали, с удовольствием брала еще и прикорм. И ей всегда было мало, одной порцией дело никогда не ограничивалось, она могла скушать сразу по 2-3. Меня это немного смущало, но так было здорово, когда она насытится и крепко спит. Пугало одно: когда порция кончалась, Соня закатывала истерики, требуя ещё. Бабушка (моя мама) стала меня «пилить»: «Он не наедается, тебе жалко дать ребёнку побольше? Хватит морить его голодом!».

И я решила, что моей Соне просто нужно больше, чем другим… Чтоб вы понимали, я ее кормила, пока она открывала рот и не засыпала чуть ли не с грудью или ложкой во рту. И искренне не понимала, почему у ребенка постоянно страшный диатез (сыпало сначала только щечки, а затем ручки, ножки, тельце).

Но однажды случилось страшное – сначала Сонечка не могла три дня покакать. На четвертый – ее животик раздулся, началась рвота. Она бедненькая так мучилась и кричала! А потом была скорая, больница, промывания, капельницы… Как выяснилось, ЖКТ не смог переварить столько еды. Хорошо еще, что все так закончилось, а мог быть заворот кишок… Словом, наука на всю оставшуюся жизнь.

Читаем также: Насильно сыт не будешь: почему нельзя заставлять ребенка есть через силу

Не досмотрела

Татьяна, 24 года:

С Тимошкой я всегда была очень аккуратна и внимательна. Я всегда думала о том, в полной ли он сейчас безопасности, что теоретически может произойти и делала все, чтобы его уберечь. И до годика у нас не было почти никаких проблем.

Но однажды мы пошли в гости, там было так весело, я немного расслабилась, и моя бдительность притупилась. И когда я буквально на минуту вышла на кухню, то услышала крик ребенка, забежала в комнату и чуть не потеряла сознание. Сын лежал на полу бледный как стена и буквально заходился от плача. Оказалось, что Тимка сунул тонкую металлическую деталь от машинки в розетку и его сильно ударило током. Слава Богу, все закончилось хорошо.

Вот так за считанные минуты может произойти все, что угодно.

Перемены настроения

В первые недели после рождения сыночка, я переживала сильные перепады настроения. Обычно спокойная, уравновешенная, я не могла себя узнать. Как потом вычитала в интернете, это было связано с гормональными изменениями. Мне нелегко было сдерживать свои эмоции, которые быстро менялись от безудержной радости до панического страха за ребенка.

Чтобы бабушки не стали свидетелями моих срывов, очень трудно было сдерживать себя. Хотелось выплакаться в одиночестве, дать волю своим чувствам, но не тут-то было. Как только мама или свекровь видели, что меня что-то мучает, настроение упало, тут же начинались расспросы. Я и сама порой не могла понять, что со мной, а тем более объяснить кому бы то ни было.

Пусть мама услышит, пусть мама придет!

Алла родила сына 18 июня 2020 года в Новосибирске. Роды прошли нормально, потом сын начал покашливать, врачи успокоили: это аллергия новорожденного на присыпку или пеленки.

В день выписки родственники не смогли встретить Аллу из роддома, и она попросилась остаться еще на сутки. Очень хотелось красивую выписку – с цветами, шариками и фотографом. Но, как хотелось, не получилось.

Вечером у Аллы поднялась температура. Прямо в роддоме ей сделали КТ, показавшее воспаление легких. У женщины взяли тест и повезли ее в инфекционную больницу – сначала в «желтую» зону, где лежат те, чей диагноз под вопросом, а когда тест оказался положительным, в «красную». В первые три-четыре дня у Аллы держалась температура сорок.

Через несколько дней сына Аллы перевезли в детскую больницу. На вопрос: «Почему мой ребенок лежит в больнице, если он не болен?», – в справочной  ей ответили: «Так положено. Выпишетесь – и заберете сына».

К десятому дню выяснилось, что у ребенка тоже COVID-19. КТ показало пневмонию. Через две недели Алла выписалась и легла в больницу к сыну. 

Где-то с час я проплакала. Испугалась, что он таким и останется. Немного молока у меня сохранилось, но грудь сын не взял. Он не видел меня больше двух недель и отвык!

Но уже через дня три после того, как мы оказались вместе, взгляд стал совсем другой, будто сын узнал меня, и тогда я догадалась, что ребенка все это время, скорее всего, не брали на руки, с ним не разговаривали – медсестрам было просто некогда».

Радовало, что, оказавшись, с мамой, малыш начал усиленно есть. «Отобрать у него бутылочку было невозможно. Я поняла, что ребенок не наедается, и попросила у медсестер добавки детской смеси. В ответ услышала: «Смесь по норме высчитывает врач. Если завтра он пересчитает вам норму, мы добавим».

Алла с сыном пролежали в больнице еще около двух недель. При выписке месячный малыш весил ровно столько, сколько он весил при родах (!). Дома он еще некоторое время продолжал вздрагивать и плакать, когда мама поправляла на нем одеяло.

Сейчас четырехмесячный парень догнал сверстников, рядом родители, дедушки и бабушки, у него все хорошо.

2 января

Я решила поставить вопрос ребром: как разделить обязанности по отношению к нашему ребенку, должен ли отец принимать участие в воспитании малыша. Муж сначала попытался оправдываться: «Я целый день на работе, мне нужно хорошо высыпаться, а ты остаешься дома, можешь и днем прилечь». Я предложила ему хотя бы один выходной провести с ребенком без меня, он согласился на несколько часов. Когда я пришла от подруги домой, все было спокойно: малыш спал вместе с папой на разобранном диване, вокруг лежали использованные памперсы, немытые бутылочки с остатками смеси, разбросанные погремушки.

Когда муж проснулся, то сказал, что теперь понял, как мне трудно и за ребенком ухаживать, и квартиру содержать в порядке, и обеды-ужины готовить. Мы договорились по ночам вставать к Илье по очереди, правда, я все равно не могу спать, когда мой ребенок плачет, но мне приятно, что Сергей принимает участие в уходе за нашим общим сыночком.

Человеческий ресурс не бесконечен

Пловцу, впервые нырнувшему на глубину, открывается другой мир. И он может рассказать об увиденном людям, плавающим на поверхности или сидящим на берегу. Кто-то из них откликнется, кто-то нырять откажется.

— Ты много знаешь о детском горе, а другие люди — нет. Это как два разных мира: надводный и подводный, — объясняет Марина.

— Но когда человек только приходит в благотворительность, у него душа обнаженная и, кожа на ней не наросла, все болит.

Здесь важно сохранить внутренний ресурс. Мне это не удалось

Я не очень часто это рассказываю о своей болезни. Потому что это внутренний косяк получается: я сама не уследила за своим здоровьем, — говорит Марина Аксенова. 

Шесть лет назад большая эмоциональная включенность в работу привела ее к кризису. Фонд участвовал в закрытии одного из детских домов. Это было сложное для руководителя время — со всех сторон сыпались обвинения. Постепенно силы Марины истощились. Вслед за внутренним опустошением начались проблемы с физическим здоровьем. Через месяц Марина попала в реанимацию: оторвался тромб. Она прошла две недели интенсивной терапии, два месяца лечения, два года реабилитации. 

Марина считает, что в благотворительности нет стереотипов и, вопреки общепринятому мнению, рвать душу не полезно. После выздоровления она радуется любой мелочи, общению с дочерьми и просто тому, что жива. 

Дочери Катя и Вика на примере мамы видят, что такое благотворительность. Старшая дочь Катя — волонтер больше 6 лет. 

Марина и дочери Катя и Вика

— Весь последний школьный год я старалась, чтобы она не бросила школу и не ушла ко мне работать. Ей нравится команда, общение, — говорит о ней мама. 

Младшая — тоже волонтер. Год назад Вика сказала родителям: «Буду как вы. Задачки всем ставите и практически не работаете». 

— Это очень смешно. Мы с мужем трудоголики, для нас не работать — немыслимо, — улыбается Марина. — Муж — мой единомышленник. Рядом со мной человек, который позволяет мне быть свободной в отношениях в целом. Несмотря на то, что вначале я ему обещала несколько другую загруженность на работе, не предполагала, что меня настолько затянет. 

Но человеческий ресурс не бесконечен. За ним нужно следить. Вылавливать состояние, когда ты находишься на грани истощения. Если вовремя не поймаешь, заболеешь или закончишь эту жизнь раньше. Видимо, я человек, у которого впереди не выполнена какая-то жизненная задача.